почесал сам себе кинк.
Пейринг: Оливер/Лана.
Фандом: American Horror Story
Рейтинг: R
Предупреждение: стокгольмский синдром. аыы.
написано для моего любимого  Курю траву - смотрю ковер.
вот такая благодарность за коллаж

Лана через силу жевала крок-месье. Поджаристый хлебец хрустел на зубах и, наверно, был действительно вкусным. Лана не различала вкуса, жевала на автомате, понимая лишь одно — ей требуются силы. Оливер находился в опасной близости, он говорит тихо, размеренно, умно. Он был бы сущей очаровашкой, не будь он чертовым социопатом.
-Я хочу, чтобы ты знал, как я благодарна тебе за этот добрый поступок. Я понимаю, что значит быть покинутой. Почувствовала в Брайарклиффе, - тихо сказала Лана и стерла со щек слезы. Ей нужно было соврать, ей нужно было отсрочить свою смерть, чтобы придумать, как выбраться из этой клетки.
читать дальшеОливер, - черт подери, он же больной ублюдок, - с трепетом посмотрел на Лану. Ей оставалось лишь одно — не увязнуть в собственной лжи.
И после этого часы покатились, как жемчуг, что сорвался с нити порванного ожерелья. Лана не могла назвать день недели, число, точное время. Для неё все смазалось. Она могла жить только до приходов Оливера. Иногда он приходил, чтобы просто посмотреть на неё, дотронуться до рук, почувствовать шелк её кожи, а иногда он врывался диким зверем, хватался за голову, разорялся гневными тирадами о том, что взял на себя огромную ответственность, но Лана снова повторяла:
-Я благодарна тебе, ты освободил меня, дал возможность начать новую жизнь.
И обязательно про себя: «Только не верь в это сама».
Однажды Оливер пришел с томиком Канта, сначала долго, с восторгом смотрел на Лану, снова трогал её руки и ноги, улыбался сдержано, а затем начал читать эту чертову белиберду о чистом разуме.
Сон Ланы был тяжелым и липким, выходила из него она с мутной головой и полностью разбитая. Конечно же Оливер давал ей какой-то легкий психотроп, скорее всего, он добавлял его в воду. Лана никак не могла отказаться от питья.
Одурманенную и больную, Оливер насиловал её минут двадцать, но для Ланы эти минуты растянулись в целую жизнь. Он не был грубым. Оливер не бил, не кусал, не стегал плеткой и не резал ножами. В явном припадке он был необычайно нежным и обходительным, словно Лана была Девой Марией. Ну, а Оливер явно решил взять на себя роль Святого духа.
-Ты мой освободитель, - прошептала Лана, когда Оливер кончил в неё с тихим стоном.
И обязательно не забыть - «Только не верь в это сама».
Вскоре Оливер принес книжку по детской психологии, но зачитывать не стал, просто положил её на кровать, рядом с ногами Ланы. В нем горело желание воспитать образцовую мать для самого себя. А вскоре Лана поняла, что беременна. Её вывернуло завтраком прямо на пол. Оливер взял на себя роль встревоженного сына, смерил температуру, давление, сделал компресс и дал распоряжение сидеть на строгой диете, начиная грешить на обострение холецистита.
Лана терпела довольно долго, надеясь, что ей показалось. Свой цикл она просчитать никак не могла — не знала, сколько дней она просидела в этой ловушке, к тому же сбитый из-за нервов гормональный фон мог вполне вызвать задержку. Но тошнота не прекращалась, и однажды она проснулась от странных ощущений внутри себя. Она проснулась и поняла, что точно носит под сердцем ребенка от Оливера.
-Ох, Лана, ты уникальна. Ты влияешь на меня очень благоприятно, я не чувствую себя одиноким и непонятым, - сказал Оливер, когда принес ужин.
-Оливер, мальчик мой, послушай меня, - тихо начала Лана, смотря на Оливера смиренно и мягко. - Я беременна.
Оливер остановился, замер на последней ступеньке, а затем, словно весь просиял. Лана никогда не подозревала, что он склонен к таким быстрым сменам настроения.
-Лана, я стану отцом, - на выдохе сказал Оливер, спустился с лестницы, буквально в два шага преодолел расстояние, разделяющее их, поставил поднос и сел на край кровати, совсем близко к Лане. Он начал наглаживать её руки, трогать волосы. Глаза его наполнились неописуемым восторгом. - У моего ребенка будет мать и отец. У него будет семья! У него будет все, чего не было у меня! Лана, я знал, что ты подаришь мне счастье!
Оливер вдохновился мыслью об отцовстве. Его модель поведения изменилась, но Лана не знала, сколько ещё девушек он убил, пока она сидела в подвале. Одну, две, три? И ещё Лана поняла, что ни разу не назвала Оливера психопатом, маньяком, больным ублюдком за то время, как поняла, что беременна.
Беременность беспокоила её только токсикозом. Оливер продолжал сиять и рассказывать о милом домике, который он подобрал для них. Он обещал сделать чудную спальню и самолично покрасить кроватку, много интересовался, чего хочет Лана, хочет ли она кухню в пастельных тонах или ей ближе древесные оттенки.
-Спасибо, Оливер, это очень мило с твоей стороны. Твоя забота благотворно влияет на мое состояние, - как-то сказала Лана и не повторила про себя свою заветную мантру «не верь в свои же слова».
А затем Лана вышла из своего заточения. Звук падающей цепи с её ноги ещё долго гремел в голове. Оливер повез её ко врачу. Он приготовил ей целых три платья на выбор и два пальто. Его вкус, кстати, был безупречен, и Лана не тратила много времени на выбор наряда.
Дом, который приобрел Оливер находился в Окленде, недалеко от берега залива. Он был двухэтажным, большим, имел садик и бассейн. Лана родила в оклендской больнице. Оливер, конечно, присутствовал при родах и, как примерный отец, перерезал пуповину.
Мальчика назвали Джонни. И Джонни рос в образцовой, порядочной семье.
Оливер очень любил смотреть на то, как Лана кормит сына грудью. Он старался не пропускать ни одного кормления. Ради этого он был готов оторваться от работы, приехать с другого конца города, изменить планы. Оливер называл Лану Палатинской волчицей и гладил по щекам.
Как-то, сидя на диване рядом с Оливером, Лана взяла его за руку и сказала:
-У нас прекрасный дом. Ты многое сделал для меня, Оливер. Я благодарна тебе.
Оливер улыбнулся и, убрав волосы с её плеч назад, погладил по шее.
-Я боялся, что могу пожалеть о своем выборе, что мои расчеты будут неверны. Но я был прав.
Оливер срывался. Когда Лана состригала розовые кусты в саду, он снял кожу с их соседки. Однажды, когда Лана привезла Джонни из подготовительной группы, Оливер прошивал новый абажур. Он выкрасил его в темно-красный, а затем разрешил Джонни проявить свои художественные способности. Сын разрисовал абажур птицами.
А когда Джонни исполнилось десять, Оливер убил гимнастку. Смыв кровь с рук, обработав медицинские инструменты, он зашел в спальню и лег рядом с Ланой.
-Завтра обещают дождь, не забудь дать Джонни зонтик.
-Хорошо, Оливер, - кивнула Лана и погасила торшер, на абажуре которого порхали чудесные, черные птицы.